Стивен Кинг - Противостояние [= Армагеддон]. Книга первая

Она кивнула.

— Ты сказала ему?

Она опять кивнула.

— И что же он?

— Он сказал, что женится на мне. Или даст денег на аборт.

— Женитьба или аборт, — сказал Питер Голдсмит, раскуривая трубку. — Он напоминает мне двуствольное ружье, твой Джесс.

Она посмотрела на свои руки и вытерла их о джинсы. Руки женщины свидетельствуют о ее привычках, считает ее чувствительная мама. Беременная дочь. Руки женщины…

— Мне бы не хотелось лезть в чужие дела, — сказал тем временем ее отец, — но разве он… или ты… разве вы не предохранялись?

— Я принимала противозачаточные таблетки. Они не помогли.

— Значит, виноваты оба, — он пристально смотрел на нее. — Но я слишком стар, Франни, и многое забыл. Поэтому не будем выяснять, кто виноват.

Она кивнула. Ее отец никогда не спорил с мамой. Не спорил вслух. Это было бесполезно. Он просто оставался при своем мнении.

— Ты уверен, что сможешь противостоять ей, папа? — тихо спросила Франни.

— Ты хочешь, чтобы я принял твою сторону?

— Не знаю.

— Что ты собираешься делать?

— С кем? С мамой?

— Нет. С собой, Франни.

— Я не знаю.

— Выйдешь за него замуж?

— Нет, не думаю, что я смогу выйти за него замуж. Я разлюбила его, если то, что я чувствовала к нему, было любовью.

— Из-за ребенка? — Он смотрел на дочь из-под густых бровей.

— Нет, не из-за ребенка. Это так или иначе произошло бы. Джесси… — Она на миг задумалась. — Он слабый. Я не могу объяснить лучше.

— И ты действительно не хочешь связать с ним свою жизнь, Франни?

— Не хочу, — ответила она. Она не верила Джессу. — Джесс мыслит хорошо и хочет совершать правильные поступки; впрочем, он их и совершает. Но… ты ведь знаешь меня…

Отец потерся щекой о ее щеку:

— Франни — шутница, да?

— Да. Верно. Ты хорошо меня знаешь.

— Есть немного.

— Так вот, Джесс не понимает моих шуток. И очень рассердился, когда узнал о ребенке. Наверное, он был прав, и он имел право злиться… и совершать глупости… И все же он — не тот человек, который мне нужен. Если бы мы поженились… он сошел бы с ума со мной, а я с ним. Поэтому я пытаюсь… и я надеюсь…

— Боюсь, ты будешь несчастна, — задумчиво сказал Питер.

— Надеюсь, что нет, — возразила Франни.

— Тогда не позволяй своей маме уверить тебя в обратном.

Франни прикрыла глаза. Он понял. Он все правильно понял.

— А что ты думаешь об аборте? — через некоторое время спросила она.

— Мне кажется, что именно об этом ты и хотела поговорить.

Она изумленно смотрела на него.

Он отвернулся, довольный своей проницательностью.

— Да, ты прав, — признала Франни.

— Что ж… И он надолго умолк. Девушка даже хотела спросить, все ли с ним в порядке, но тут он заговорил:

— Франни, тебе, наверное, хотелось бы иметь отца помоложе, но тут я ничем не могу тебе помочь. Я впервые женился в 1956 году.

Он задумчиво посмотрел на дочь.

— В те дни Карла была совсем другой. Она была… словом, она была молода. И она не менялась, пока не умер твой брат Фредди. Тогда она прекратила… расти. Не знаю, понимаешь ли ты, о чем я говорю. Но я точно знаю, что Карла… прекратила расти, когда умер Фредди. И все же она не всегда была такой, можешь мне поверить.

— Какой же она была, папа?

— Она напоминала тебя, Франни. Она любила шутить. Любила танцевать и веселиться. Любила пиво…

— Мама… пила пиво?

— Да, пила. И еще обожала ходить в гости.

Франни попыталась представить себе мать с кружкой пива в руке и не смогла.

— Она никак не могла забеременеть, — говорил Питер. — Мы ходили к врачу, и он сказал, что у нас обоих все в порядке. Твой брат Фредди родился в 1960 году. Она безумно любила сына, Фран. Ее отца звали Фредом, ты должна это помнить. В 1965 году у нее наступил климакс, и мы оба думали, что детей у нас больше не будет. А в конце 1969 года на свет появилась ты. И я до полусмерти полюбил тебя. Каждый из нас двоих обрел своего ребенка. Только она потеряла своего.

Он замолчал, вспоминая. Фред Голдсмит умер в 1973 году. Ему тогда было тринадцать, Франни — четыре. Мужчина, убивший Фреда, был пьян. Пьяный, он управлял машиной и сбил мальчика. Фред прожил после этого семь дней.

— Мне кажется, аборт — не самое подходящее название, — сказал Питер Голдсмит, отчетливо выговаривая каждое слово. — Я думаю, это нужно называть детоубийством, ясно и понятно. Прости, но я могу назвать это только так. Впрочем, я стар, чтобы…

— Ты не стар, папа, — прошептала Франни.

— Не нет, а да, — внезапно рассердился он. — Я — старик, пытающийся давать юной дочери советы. Мартышка, которая хочет учить медведя! Семнадцать лет назад пьяный шофер забрал жизнь моего сына, и с тех пор моя жена переменилась. Аборты я всегда рассматриваю в связи с Фредом. Мы лишили бы тебя права на жизнь. Вся наша западная мораль построена на этой идее — право на существование.

— Я не хочу делать аборт, — тихо сказала Франни. — У меня тоже есть на то причины.

— Какие же?

— Младенец — это частичка меня, — сказала она, вытягивая ноги. — Может быть, это эгоистично, но меня это мало волнует.

— Итак, Франни, ты хочешь…

— Да. Я хочу оставить ребенка.

Отец умолк. Франни почувствовала, что он расстроен.

— Ты думаешь о школе, да? — спросила она.

— Нет, — вставая, сказал он. — Я думаю, что мы достаточно сказали друг другу. И что ты не должна торопиться с решением.

— Смотри, вон мама, — указала на ворота Франни.

Отец посмотрел в указанном ею направлении и увидел, что во двор сворачивает машина, из которой выглядывает Карла и машет им рукой.

— Я расскажу ей, — сказала Франни.

— Да. Но подожди денек-другой, дочка.

— Ладно.

Она помогла ему подняться, и они вместе направились навстречу матери.

Сквозь плотные шторы пробивался тусклый дневной свет. Вик Палфрей постепенно приходил в себя. К нему возвращалось сознание.

Я умираю, подумал он, и ему показалось, что он произнес эту фразу вслух.

Он огляделся и увидел больничную кровать. От нее тянулись какие-то провода и трубочки. На кровати кто-то лежал. Понадобилось несколько минут, чтобы Вик понял, что это лежит он сам.

Где я?

Его шею обвивала какая-то трубочка. Раскалывалась голова. Он был болен, и не мог трезво обдумать то, что с ним произошло.

Вик попытался пошевельнуть рукой. Движение отозвалось болью в локтевом суставе, и он заметил торчащую из кожи иглу капельницы. От нее тянулась трубочка к стоящей на полу бутылке. Еще две бутылки висели позади кровати. Соединяясь воедино, они заканчивались иглой, воткнутой в вену на другой руке.